Подстрочник и мера точности


М. Л. Гаспаров

ПОДСТРОЧНИК И МЕРА ТОЧНОСТИ

(Гаспаров М. Л. О русской поэзии. Анализы. Интерпретации. Характеристики. -М., 2001. - С. 361-372)


О подстрочнике у нас говорили и писали много, но изучали его мало. Обычноспоры о подстрочниках сводились к признанию, что перевод с подстрочника - непозор, а несчастье, и что в будущем мы научимся обходиться без них. Уверенностьв будущем отвлекала от настоящего: с подстрочников переводили и переводят вогромных количествах, но теоретических наблюдений над этой практикой почти нет.
Между тем теоретический интерес перевода с подстрочника очень велик. Изучениевсякого перевода предоставляет литературоведу редкостную возможность наблюдатьформу и содержание текста не только в их слитности, но и в их раздельности.Когда мы читаем строку Пушкина, мы не можем знать, что "хотел сказать" Пушкин,мы знаем только то, что он в действительности сказал: замысел доступен нам толькочерез воплощение. Когда мы читаем строку Мицкевича в переводе Пушкина, мы знаем,что "хотел сказать" Пушкин: он хотел сказать то, что написано у Мицкевича.Собственно, только здесь мы и можем говорить о том, соответствует или не соответствуетзамысел ввоплощению, форма содержанию - во всех остальных случаях это праздныйвопрос. И когда перед нами лежит не просто перевод, а перевод с подстрочника- так сказать, с замысла, уже сформулированного на языке воплощения, - это позволяетнам еще ближе придвинуться к точке их несовпадения.
Переводческий процесс состоит из двух этапов: понимания и оформления. Обычнопри анализе они трудно разделимы: когда мы видим в переводе с оригинала какое-тоотклонение от подлинника, мы, как правило не можем сказать, то ли здесь переводчикувидел в словах подлинника больше (или меньше), чем видим мы, то ли он увиделто же, что и мы, и только не сумел (или не захотел) уложить увиденное в строкиперевода. При переводе с подстрочника они разделены: понимание текста целикомзадает подстрочник, оформление берет на себя переводчик. Отклонение от буквыоригинала переводчик может объяснить своим "проникновением в дух" подлинника;отклонение от подстрочника никак не может быть "проникновением в дух", а можетбыть только "от лукавого", только вольностью переводчика. (Исключения возможны,но крайне редки, - например, когда переводчик имеет возможность пользоваться,кроме подстрочника, другими источниками, скажем - устными консультациями.)
Все это делает чрезвычайно любопытным сопоставительный анализ подстрочникови сделанных по ним переводов. Нетронутые материалы для этого в архивах советскихиздательств должны быть огромны. Однако мы воспользовались одним из первых сознательноорганизованных переводов большого корпуса поэзии с помощью подстрочника - антологией"Поэзия Армении" (1916), редактором и основным участником которой был В.Брюсов. В архиве (РО РГБ, ф. 386) сохранились не только рукописи переводов,но и подстрочники (П. Макинцяна и К. Микаэляна, реже В. Теряна) для работ Брюсоваи его товарищей по изданию. Брюсов, как известно, изучал армянский язык, но,конечно, за несколько месяцев не мог освоить его настолько, чтобы опиратьсяна подлинник в обход подстрочника, - по-видимому, он понимал, какое слово транскрипциисоответствует какому слову подстрочника, но оттенки смысла и связи слов представлялсебе только по подстрочнику и в трудных случаях - по консультациям П. Макинцяна.
Вот два маленьких примера (по пяти строчек) paботы переводчиков над подстрочником.
Первый - из "Давида Сасунского", гл. 4. Подстрочник:
Мсрамэлик больше не держал (не стал держать) Давида.
Мать отправила его; он прибыл к дяде.
Дядя заказал (велел сшить) для него железные сапоги,
Еще железную пастушью палку заказал (велел сделать),
Сделал Давида пастухом (пастухом, пасущим ягнят).
Перевод В. Брюсова:
Мысрамэлик не стал Давида держать,
И к дяде опять вернулся Давид.
Из железа Ован сапоги заказал,
Из железа Ован посошок припас,
И стал Давид с той поры пастухом.
Второй пример - из Ов. Туманяна, "Ануш", песнь 3. Подстрочник:
И с шумным-шумным криком радости
Победителя посадила на тахте близ жениха.
От криков восторга, от рукоплесканий
Дрожат стены и потолок (крыша),
А из-за занавески новоявленной невесты
Глядят стоя молодицы и девицы.
Перевод Вяч. Иванова:
Толпа и плещет и ликует,
Его удачу торжествует,
Ведет с почетом к жениху,
Сажает радом на тахту.
Меж тем за тканию узорной
Взор девичий, как страж дозорный,
Горящий, любопытный взор
Победу судит и позор.
Совершенно ясно и далеко не ново, что перед нами два разных типа обращенияс подстрочником (не говорим пока: "с оригиналом"). Брюсов старается сохранитькаждое слово подстрочника и лишь переставляет их ради метра или заменяет некоторыеради стиля, а Иванов пересказывает подлинник своими собственными слова. Переводыэти можно противопоставить как "точный" ("буквалистский" в буквальном смыслеэтого слова) и "вольный" ("творческий", как принято ныне выражаться). Но спрашивается:нельзя ли эти понятия выразить в количественных показателях, нельзя ли сказатьне просто "один перевод точнее, а другой вольнее" но и "один настолько-то точнее,другой настолько-то вольнее"?
Мы использовали очень простой и грубый, но, думается, для начала достаточнопоказательный способ измерения точности: подсчет количества знаменательных слов(существительных, прилагательных, глаголов, наречий) сохраненных, измененныхи опущенных-добавленных в переводе по сравнению с подстрочником. Мы выделяемчетыре типа пословного соответствия между подстрочником и переводом:
а) точное воспроизведение слова из подстрочника, например, "Давид";
б) замена слова из подстрочника однокоренным синонимом, например, "железные"- "из железа" у Брюсова, "от рукоплесканий" - "плещет" у Иванова;
в) замена слова из подстрочника разнокоренным синонимом, например, "пастушьюпалку" - "посошок" у Брюсова, "из-за занавески" - "за тканию" у Иванова;
г) опущение слова из подстрочника или добавление слов, которых не было в подстрочнике,например, "мать отправила его" у Брюсова, "горящий любопытный взор победу судити позор" у Иванова.
В приведенных пяти строках "Давида Сасунского" подстрочник содержит 19 знаменательныхслов; из них 8 сохранены в переводе, 2 заменены однокоренными синонимами, 7- разнокоренными синонимами, 2 опущены. Прибавлений нет (разве что "опять" и"с той поры"), общее число слов в переводе - тоже 19. В отрывке из "Ануш" подстрочниксодержит 22 слова (включая подлежащее "толпа" тремя строками выше); из них 4сохранены в переводе ("толпа", "посадила", "на тахте", "близ жениха"), 3 замененыоднокоренными синонимами ("победитель", "от рукоплесканий", "девицы"), 4 замененыразнокоренными синонимами ("ликует", "торжествует", "взор", "тканиюузорной"), 11 опущены ("с шумным-шумным криком", "от криков дрожат стены и потолoк","новоявленной невесты", "стоя", "молодицы"), 11 добавлены ("удачу", "ведут спочетом", "рядом", "как страж дозорный, горящий, любопытный взор", "судит позор");общее чксло слов в переводе - 23.
Эти цифры достаточно убедительно показывают, на чем основывается наше интуитивноеощущение, что перевод Брюсова "точный", а перевод Иванова "вольный". По этимпримерам легко вывести два показателя, которые, как кажется, могут характеризоватьперевод в целом: показатель точности - доля точно воспроизведенных слов от обшегочисла слов подстрочника; и показатель вольности - доля произвольно добавленныхслов от общего числа слов перевода (и то и другое - в процентах). Для брюсовскогоотрывка показатель точности - 8 : 19 = 42%, показатель вольности - 2 : 19 =11%. Для ивановского отрывка показатель точности - 4 : 22 = 18%, показательвольности - 11 : 23 = 48%. Оба показателя дополняют друг друга, порознь онидавали бы картину неполную: можно, например, представить себе перевод, старательносохраняющий слова подстрочника, но еще старательнее заглушающий их множествомпроизвольных добавлений.
"Знаменательные слова", которые мы считаем, - это, как сказано, существительные,прилагательные, глаголы и наречия. Не входя в подробности, заметим, что есливычислить показатель точности и показатель вольности для каждой из этих частейречи в отдельности, то окажется, что показатель точности существительных (почтив любых текстах) всегда в полтора-два раза выше, чем показатель других частейречи. Видимо, подлинник "опознается" в первую очередь по существительным, образующим"предметный мир" текста: читателю важнее узнать, "о чем" говорится, чем "что"говорится (и менее важно - "как" это говорится). Повторяем, что наша классификацияочень груба: когда наберется достаточно материала, чтобы уточнить характер (типыб-в) синонимических замен слов из подстрочника (обобщающие или детализирующие,метафорические или метонимические, субстантивирующие или глагольные и т. д.)или характер синтаксических замен (более связный или более отрывистый стиль),то это обещает много интересного для изучения перевода.
Мы подсчитали показатели точности и вольности для текстов из "Поэзии Армении"объемом по 50-150 слов (50 слов - средний объем сонета, 150 и более - отрывкаиз поэмы). Все они колеблются вокруг средних величин - около 50% для показателяточности, около 20% для показателя вольности; но бывают и исключения. Вот этипоказатели для нескольких переводов Брюсова: "Давид Сасунский" (акцентный стихбез рифм), "Абул-Ала-Маари" А. Исаакяна (длинные строки с парными рифмами),две песни Саят-Новы (четверостишия на одну рифму), два сонета М. Мецаренца,один сонет Тэкэяна. Так как объем выборок статистически недостаточен, все показателиокруглены до 5%:
"Давид Сасунский"точн.55%вольн.15%
"Абул-Ала-Маари"-"-55%-"-25%
Саят-Нова, I-"-55%-"-10%
Саят-Нова, II-"-35%-"-35%
Мецаренц, I-"-35%-"-30%
Мецаренц, II-"-35%-"-20%
Тэкэян -"-46%-"-40%
Вот показатели для стихотворений А. Исаакяна "Я увидел во сне" в переводахВ. Брюсова и А. Блока; А. Чарыга "Тринадцать лет ей..." в переводах В. Брюсован С. Боброва; И. Иоаннесяна "Араз" в переводах К. Липскерова, В. Шершеневичаи анонима (из архива "Поэзии Армении"); И. Иоаннесяна "Умолкли навсегда..."в переводе К. Бальмонта; О. Туманяна "Ануш" в уже приводившемся переводе В.Иванова:
Исаакян / Брюсов точн.55%вольн.15%
Исаакян / Блок-"-55%-"-20%
Чарыг / Брюсов -"-40%-"-20%
Чарыг / Бобров -"-55%-"-5%
Иоаннеcян / Липскеров -"-35%-"-25%
Иоаннесян / Шершеневич -"-45%-"-20%
Иоаннесян / аноним -"-45%-"-30%
Иоаннесян / Бальмонт -"-35%-"-45%
Туманян / Иванов-"-25%-"-35%
Из таблицы видно, что большие выборки из "Давида Сасунского" и "Ануш" обнаруживаютбольше точности и меньше вольности, чем в вышерассмотренных пятистишных отрывках.Тем не менее общие тенденции остаются те же: в "Давиде Сасунском" - максимумточности, в переводах Иванова и Бальмонта - максимум вольности (только у нихпоказатель вольности превышает показатель точности, то есть переводчики привносятот себя больше, чем сохраняют от подстрочника). Так интуитивное ощущение разницымежду "точным" и "вольным" переводом впервые подтверждается объективными цифрами.
Далее, обращает внимание постепенное нарастание вольности с постепенным усложнениемстрогости ритма (от акцентного стиха к ямбу) и строгости рифмовки (от белогостиха к сонетам). И то и другое налагало дополнительные ограничения на отборслов: в белый стих вложить нужное содержание всегда легче, чем в рифмованный.Этот ряд можно продолжить, рассмотрев переводы в прозе, где стиховых ограниченийнет совсем, а есть лишь стилистические. Брюсов прозу с подстрочника не переводил;подсчет по одному советскому переводу с узбекского подстрочника (роман Дж. Икрами"Поверженный" в пер. В. Смирновой, очень бережном и аккуратном) дал показательточности 55%, показатель вольности - 15%, как в "Давиде Сасунском" Брюсова.Это значит: точность переводов Брюсова не только относительно высока (по сравнениюс Бальмонтом и Ивановым), она еще и абсолютно высока - приближается к пределу,при котором перевод становится хорошо отредактированным подстрочником.
Мы видим также, что при отборе переводов для антологии Брюсов следовал правилу,выраженному в его предисловии: "Что касается содержания, то здесь идеалом было:сохранить и в стихотворной передаче подстрочную близость к тексту, посколькуона допускается духом языка, сохранить все образы подлинника и избегать всякихпроизвольных добавлений". Выбирая один из трех переводов "Араза", он останавливаетсяна переводе Шершеневича, потому что в нем выше всего показатель точности и нижевсего показатель вольности; переводы Липскерова и анонима остаются в архиве.Еще более деликатный случай: выбирая для Чарыга между переводом молодого Боброваи своим собственным, он помещает в основной корпус антологии перевод Боброва,а свой дает только в приложении - опять-таки потому что в переводе Боброва вышепоказатель точности и уникально низок показатель вольности. Можно добавить ещеодин пример, не вошедший в таблицу, - когда Брюсову приходилось выбирать междусобственными переводами. Стихотворение В. Теряна "Ужель поэт последний я..."Брюсов перевел дважды (чтобы попробовать два произношения названия древней Армении:"Найри" или более правильное "Наирй>). Показатели точности оказались почти тождественны,60 и 65%, но показатель вольности в первом был 20%, во втором 30%; и Брюсоввыбирает для печати первое - точность для него дороже, чем даже правильное произношениеключевого слова. Разумеется, Брюсов не делал подсчетов, а судил на глаз; ноиз этих примеров видно, во-первых, как зорок был этот глаз, а во-вторых, чемон руководствовался: буквальной пословесной близостью к подстрочнику.
Конечно, если перед составителем антологии лежат несколько переводов одногои того же стихотворения и составитель интуитивно чувствует, что один из нихлучше, чем другие, он отберет именно его. Но когда перед ним несколько переводов,приблизительно равнокачественных, - а обычно так и бывает, - то интуиция отказывает,и приходится отбирать наиболее точный. Хорошо, если у составителя такой верныйслух, как у Брюсова, - если же нет, то подсчет показателей точности и вольностиможет быть ему хорошим подспорьем.
Нет надобности напоминать: те понятия "точности" и "вольности", о которыхздесь идет речь, - понятия исследовательские, а не оценочные: "точный перевод"не значит "хороший перевод", а "вольный перевод" - "плохой перевод". Какой переводхорош и какой плох, это решает общественный вкус, руководствуясь множествомсамых различных факторов. Перевод менее точный, но более стилистически выдержанный,может быть предпочтен более верному, но стилистически небрежному. (Именно поэтомуснискали успех переводы сонетов Шекспира, сделанные Маршаком.) Есть работа,показывающая это на исключительно интересном материале: Настопкене В. В.Опыт исследования точности перевода количественными методами. // Literatura,Vilnius, 23 (1981), № 26. Р. 53-69. В 1965 г. был устроен анонимный конкурсна право перевода стихов Саломеи Нерис - поэтессы, очень тонко пользовавшейсяприемами литовской народной поэзии и поэтому очень трудной для перевода. С одногои того же для всех подстрочника были представлены 75 переводов двух ее стихотворений- с разбросом показателя точности от 15 до 65%, а показателя вольности - от20 до 80%. Конкурс оказался неудачен, первая премия не досталась никому. Носамые точные переводы оказались, ненаучно говоря, самыми плохими. Два примераприведены в статье В. Настопкене, и они очень убедительны.
Всегда ли Брюсов был таким борцом за буквализм, как в "Поэзии Армении"? Нет.Начинал Брюсов с таких же вольных переводов, как Бальмонт и Вяч. Иванов. Посчастливому случаю, мы можем измерить точность некоторых его ранних переводовтоже сравнением с подстрочником - с подстрочником собственного брюсовского сочинения.В его рабочей тетради 1895 г. находится подстрочник стихов Малларме "M'introduiredans ton histoire...". Это очень темные стихи, но в подстрочнике Брюсова онистановятся почти бессмысленными: слова следуют за словами почти без всякой смысловой(а то и грамматической) связи, а перевод Брюсова выхватывает из них едва лине первые попавшиеся и достраивает до строк и строф совершенно произвольно.Так, у Малларме было написано "talon nu", опечатка превратила это в "talentnu (touche quelque gazon de territoire...)", Брюсов пишет в подстрочнике: "голыйталант, касающийся какого-нибудь газона территории" - и делает из этого перевод:"То гений, встреченный зарей, Угроза бледная соседей..." Показатель точности- 32%, вольности - 53%, больше половины слов вписаны Брюсовым от себя. Отчеготакая небрежность? Оттого, что ранний Брюсов переводил не поэзию, а поэтику.Ему нужно было создать на русском языке стиль непонятной словесной вязи, начто-то смутно намекающей; он перенимает этот прием у Малларме, а образы, накоторых он демонстрирует этот прием, безразличны, и он с легкостью заменяетих своими.
До сих пор мы сопоставляли стихотворные переводы подстрочниками, по которымони были сделаны. Можно ли сделать такое сопоставление непосредственно с текстоморигинала, минуя подстрочник? Можно, но гораздо труднее. Сравнивая перевод сподстрочником, мы можем говорить о сохранении такого-то слова, о его заменеоднокоренным или неоднокоренным синонимом - сравнивая перевод с оригиналом,мы не можем этого делать. Понятие "точности" не теряется, но расплывается -например можно считать "точной" передачу тех слов, где в двуязычном словарепротив слова оригинала стоит слово перевода. Все попытки соизмерения переводанепосредственно с оригиналом будут гораздо более приблизительными, чем когдамы имеем подстрочник. Однако даже и они могут нам кое-что сказать о степениих точности и вольности.
Классический пример вольного перевода в русской поэзии - это "Ночная песнястранника" Гете в переложении Лермонтова.
Ober allen GipfelnIst Ruh.In allen Wipfeln Spurest du Kaum eine Hauch. Die Vogelein schweigen im Walde. Warte nur, balde Ruhest du auch. Горные вершиныСпят во тьме ночной;Тихие долиныПолны свежей мглой;Не пылит дорога,He дрожат листы...Подожди немного,Отдохнешь и ты.
В оригинале 11 знаменательных слов, в переводе - 17. Из текста Гете, можносчитать, точно переведены 4 слова: Gipfeln, warte, balde, ruhest (schweigenвряд ли можно счиnать точным эквивалентом к "не дрожат"). В переводе точно соответствуюторигиналу 5 слов (Gipfeln передано двумя словами, "горные вершины"), остальные12 cлов внесены переводчиком ("не пылит дорога, не дрожат листы", по-видимому,соответствует словам Kaum eine Hauch, но это трудно считать точным переводом).Показатель точности, стало быть, - 4 : 11 = 35%; показатель вольности - 12 :17 = 70%. Собственно переводом здесь можно считать только первую и две последниестрочки, все остальное - свободные вариации Лермонтова на тему Гете. Заметимпопутно, что даже заглавие оригинала, "Wanderers Nachtlied", неприложимо к стихотворениюЛермонтова: "Не пылит дорога, не дрожат листы" - это зрительные образы, в ночномстихотворении не уместные, тогда как Гете строго ограничивается образами слуховымии осязательными (Hauch, schweigen).
Для сравнения мы подсчитали таким же способом приблизительные показатели точностии вольности для двух переводов Пушкина - нерифмованным тактовиком ("Влах в Венеции"из Мериме) и александрийским стихом ("Ты вянешь и молчишь, печаль тебя снедает..."из А. Шенье), перевода Маршака из Шекспира (сонет 65) и перевода Анненскогоиз Верлена ("Oh, triste, triste etait mon ame..." - "Я долго был безумен и печален...").Результаты (приблизительные!) таковы:
Пушкин из Мериметочн. 55% вольн. 35%
Пушкин из Шенье-"-50% -"-40%
Маршак из Шекспира-"-45% -"-60%
Анненский из Верлена-"-35% -"-70%
Результаты сравнения с оригиналами мало отличаются от результатов сравненияс подстрочниками. У Пушкина мы видим - вполне предсказуемо, как видели и у Брюсова,- что более строгая форма стиха влечет уменьшение точности и увеличение вольности.Однако у Пушкина показатель точности все же в обоих случаях выше, чем показательвольности (как у Брюсова), тогда как У Маршака и Анненского выше оказываетсяпоказатель вольности (как у Бальмонта и Иванова). Пушкин, хоть и назвал своестихотворение "Подражание А. Шенье", оказался внимательнее к подлиннику,чем профессиональные переводчики. Любопытным образом оба показателя Анненскогосовпадают с аналогичными показателями лермонтовских "Горных вершин".
Переводческий опыт Анненского интересен с еще одной стороны. Главным деломего жизни был перевод полного Еврипида. Греческая трагедия неоднородна: в нейчередуются пространные монологи, отрывистые диалоги ("стихомифия", когдакаждый собеседник произносит по строке) и сложно построенные строфические хоры.Мы подсчитали показатели точности и вольности для монологов, диалогов и хоровиз "Умоляющих" Еврипида в переводе Анненского и - для сравнения - из "Антигоны"Софокла в переводе его сверстника Ф. Ф. Зелинского. В монологах оба одинаковопозволяли себе не соблюдать равнострочность и растягивали текст, чтобы полнеевместить содержание; в стихомифиях оба поневоле должны были укладывать каждуюреплику в одну строку; в хорах Зелинский старался по мере возможности воспроизводитьсложный ритмический рисунок оригинала, Анненский рассчитанно упрощал его.
АнненскийЗелинский
Монологточн.40%вольн.35%точн.65%вольн.35%
Диалог-"-40%-"-45%-"-70%-"-35%
Хор-"-30%-"-60%-"-65%-"-45%
Картина знакомая: чем сложнее требования стиха, тем ниже точность и выше вольность.Зелинский больше чувствовал себя филологом, чем поэтом, поэтому больше заботилсяо точности, его показатели в полтора раза выше, чем у Анненского, и почти равныво всех трех видах текста. Анненский больше чувствовал себя поэтом, чем филологом,и позволял себе больше вольности: в диалогах и особенно в хорах у него показательвольности превышает показатель точности. Жуковский, как известно, сказал; "переводчикв прозе - раб, переводчик в стихах - соперник"; Анненский мог бы сказать, чтов переводе монологов Еврипида он соперник, в переводе лирических частей - хозяин.Можно пойти дальше и сравнить, какого рода те добавления, которые делают к текстуЕврипида Зелинский в своих 35-45% и Анненский в своих 35-60% вольности: окажется,что Зелинский больше старается сделать зримыми образы оригинала, а Анненский- сделать их эмоциональными. Наблюдения такого рода позволят прояснить такоенеопределенное понятие, как "субъективность" перевода.
Представляется, что предлагаемый способ измерения точности и вольности перевода,с последующим расширением материала и детализацией методики, может бы шагомк превращению "переводоведения" из импрессионистического искусства в точнуюнауку.